Имя Олеси Варкентин знакомо нашим постоянным читателям, её стихи не раз публиковались на страницах «Полярного круга». Рассказ «Вершина лета» бережно и проникновенно затрагивает тему Великой Отечественной войны, боль от потерь которой не заживает и через десятки лет.
Написание рассказа – большой труд, признаётся Олеся Маннуровна: «Без преувеличения, год работы. Все герои произведения и сама история рождения и крещения мальчика – авторский вымысел, а вот исторический период – 1942 год – и место, где мог воевать глава семейства, – всё реальное, как и место проживания семьи – это родина моих родителей».
По словам автора, много нюансов и исторических фактов было проверено-перепроверено, чтобы придать достоверность сюжету.
Мария не выходила из горницы, заперлась. Дети, Саня и Таня, долго сидели у двери и слышали, как мать сдавленно стонет. Они звали её, стучали, но та не отпирала.
Субботний вечер. Хоть бы кто из соседей заглянул – никого. Дети же, напуганные матерью, потемну из дома ни ногой. Они поели постной тюри и забрались на полати. Таня долго, пока не уснула, рассказывала брату о местном озере Тенис, которое для неё самой было чем-то манящим и загадочным.
Утром дверь в горницу была уже открыта, постель заправлена. Никого.
Скрипнула входная дверь, вошла Мария с дымящимся чугунком:
– Кашу будете?
– Мне первому, – Саня забрался на табуретку, он всё время хотел есть. Таня посмотрела на бледное лицо матери, помедлила и кивнула:
– Буду.
Половник стукнул о чугунок. Мария налила жиденькой каши в миски, поставила на стол, протёрла деревянные ложки. Подала сначала сыну, погладила его по голове. Потом дочке, тоже погладила и легонько дёрнула за растрёпанную косицу. Тане семь, но она ещё не умеет заплетаться. Мария поставила плошку с земляникой:
– С молоком, – поправила салфетку. – Радость у нас.
Таня посмотрела на мать: «Вчерась заперлась от нас, а ныне радость какая-то? – засветилась догадкой, – можа, тятя письмо прислал… – и быстро заморгала, – значит, живой!» Она быстро глянула в окно: яркое солнце стояло над озером. «Цельный день купаться можно, – и вспомнила, как тятя говаривал: «Июль в расцвете – вершина в лете». Тане не хотелось плакать, она сморгнула слезинки и взялась за ложку.
Вдруг откуда-то послышался слабый писк. Мария отёрла руки о платье, поспешила в горницу. Дети за ней.
На лавке, в большой плетёной корзине, прикрытой ситцевым платком, кто-то возился, кряхтел. Мать подошла, сняла платок: маленький сморщенный человечек хмурил невидимые бровки, раскрывал беззубый рот и издавал те самые звуки. Дети, не мигая, уставились на него.
– Братик ваш. Ночью народился.
Дети смотрели то на мать, то на братика. Таня только сейчас заметила, что пропал мамин упругий живот. Саня, хоть и был всего на пару лет младше сестры, ничего не приметил. Он протянул палец к младенцу и потрогал пуговку носа. Малыш икнул. Саня отдёрнул руку и заревел. Малыш закричал тоже, заплакал – напугался.
Уже неделю дети приглядывались к братишке – он то спал, то сосал титьку, то пачкал пелёнки. Все эти дни стояла жара, а к воскресенью небо затянуло тугими тучами.
Вечером Мария зажгла керосинку и попросила Таню, пока сама по делам сходит, почитать письмо с фронта. «Победное», – называл его Саня и, хоть знал наизусть, любил слушать и говорил, что он «изо всех сил тятю ждёт, пока тот фрицев бьёт». Писал тятя о контрнаступлении под Москвой.
Мария засобиралась на улицу. Ребятишки заметили, как она торопливо натянула большие резиновые сапоги, надела длинный отцовский плащ, взяла тяжёлую холщовую сумку и заспешила во двор. Лил дождь.
– А победа… – сестра оглянулась на брата, и он тут же подхватил:
– …Всё равно будет за нами!
Таня убрала письмо в стол, взяла тряпичную куклу, побаюкала, глянула на Саню и, растягивая слова, стала рассказывать:
– Вчерась медеевские девчонки, и-ва-ку-и-ра-ва-ны-и, болтали… – она на минутку задумалась, стоит ли рассказывать брату, но Саня так внимательно на неё смотрел, что не удержалась и продолжила, – они сказали, что детей, особливо младенцев, завместо поросят в городе едят.
Саня тут же зажмурился и зажал ладошками уши, не желая слышать жуткие подробности. Теперь Таня и сама испугалась, что попадёт от матери за то, что слушает медеевских и брата пугает. Она подсела к нему, взяла за руку:
– Са-а-ня, ты малыша слышишь?
Саня открыл глаза. Прислушались – не слыхать братишку.
– Она его унесла, – Саня сбегал в горницу, вернулся. – Можа, догоним, попросим оставить. Я рыбачить буду – прокормимся.
Дети переглянулись и, не сговариваясь, бросились к большому окну. Таня открыла ставни, рамы со стеклом не было – выставили из-за жары. Вода стеной – ничего не разобрать. Тогда Саня подтащил табурет и они, помогая друг другу, выбрались на улицу.
– Живее, – торопила Таня, – мамка давно в проулок свернула.
Босые ножки зашлёпали по тёмному проулку к деревенскому клубу. Таня поскользнулась и шлёпнулась в лужу. Вскочила, отирая руки о подол:
– Мамка заруга-иит… Можа, вернёмся? – и села на завалинку.
– Не-е, догоним, – Саня шмыгнул носом и осторожно выглянул за угол. – А-то с кем я рыбачить-то буду. – Он вспомнил, как утром мать говорила о малыше, пока пеленала: «Опять нарыбалил». – Ой, – Саня тоже сел на завалинку, – мамка сюда глядит.
– Слышь, как он жалобно пищит, – Таня поднялась и вышла из-за угла.
– Погодь, – Саня подскочил к ней. – Это же котёнок во дворе!
– Ой, точно!
На небольшой площади перед клубом было людно. Только что закончился фильм «Александр
Невский». Деревенские не спешили по домам, обсуждали картину, пересказывали фронтовые сводки, обговаривали насущное, и ливень им нипочём.
– Вы тут что делаете? – схватила Таню за локоть соседка, тётя Валя.
– Пустите, – вырвалась Таня, – а не то как расскажу дяде Валере, что вы опять у клуба вертитесь. – Она как-то слышала, что мать так же грозила тётке, что расскажет об этом брату.
Соседка от неожиданности всплеснула руками, а Таня отскочила в сторону.
Саня потянул сестрёнку за руку:
– Бежим.
Дети спрятались за трибуной, с которой обычно выступал председатель колхоза, и, притаившись на верхней ступеньке, ждали, когда стихнут голоса и все разойдутся.
Дождь не ослабевал. Густые струи глушили все деревенские звуки. Вода быстро собиралась в ручьи и струилась по склону к берегу.
Куда свернула мать, дети никак не могли сообразить. Следы её резиновых сапог потерялись среди других.
– Бежим к озеру, – предложила Таня, – там дядя Валера рыбачит, у него спросим, – Таня вскочила, – а вдруг… – она сделала страшные глаза, – мамка братика топить понесла, харчей-то не осталось.
Саня опять зажал уши и заревел.
– Да не реви ты! – Таня потянула его за руки, – бежим, можа, успеем. – Они спустились по ступенькам, перепрыгнули колею, полную воды, и побежали к берегу.
Дорогу к озеру развезло. Ребята вязли в глине, падали. Высокий берег Тениса круто спускался к воде. Дети скатились с него, как с горки.
На мостках, на самом краю, стояла Мария и вглядывалась в едва заметную лодку, которая качалась посреди озера.
– Мама, мамка, – закричали дети.
– А вы откудось взялись? – охнула Мария и отшатнулась от воды.
Ребята несмело шагнули в её сторону.
– Мама, где он? – они смотрели на пустые руки матери, – куда ты его дела?
Мария двинулась в их сторону, дети хором заревели и попятились. Мать всплеснула руками:
– Ой, чумазы-и-и… А ну-ка, полезайте в воду. Быстро! – и улыбнулась.
Она не сердилась, наоборот, обрадовалась, что вся семья сейчас вместе. Жаль, только муж Василий далеко. С октября дома не был, но пишет, что скоро вернётся с победой. Обрадуется сыну. Малыш здоровенький, хоть и родился раньше срока. Так торопился, что даже соседку не успела кликнуть, но, слава богу, сама справилась.
Она завела детей в воду, стала смывать налипшую глину:
— Тритесь сами, живее. Вон уж Валерий крестника везёт.
Дети замерли:
– Каво везёт?
– Так братика вашего, – улыбка снова осветила её лицо. – Имя ему сегодня дадено.
Валерий остановил лодку, поднялся, опираясь на самодельный костыль и протянул Марии младенца:
– Держи, мать, мово крестника, Арсения! Дюжий парень, сразу видно на вершине лета родился – не пикнул даже, пока батюшка его в Тенис окунал! А вот мать почуял и закуксился.
Мария приняла мокрого младенца с крестиком на длинной верёвочке поверх белой, до пят рубашки с кружавчиками. Распахнула плащ и прижала к себе.
– Ну чё, мелюзга, рыбачить будем? – Валерий подхватил Саню и усадил в лодку. – Хороший улов должон быть! – Подплыл на один взмах веслом к Тане и устроил её рядом с братом. – Прокачу, чё ли, их, прояснилось вроде? – сказал он Марии. – В честь Сениных крестин.
– Только мотрите мне, о крестинах никому не сказывайте, – погрозила мать детям.
Дети закивали, схватились за борта, завизжали – лодка при повороте накренилась, чуть не глотнула воды и, медленно пройдя вдоль мостков, заскользила по озеру.
Мария посмотрела ей вслед, представляя, как давеча сошлись лодки Валерия и отца Михаила, как трепетал огонёк свечи, как дождь заглушал тихую молитву. Перевела взгляд на дальний берег, где брала начало речка Оша. И вдруг там, над речкой, что-то блеснуло: то ли звезда, то ли маковка разрушенной ещё до войны церквушки.
Трижды перекрестилась и осторожно пошла по скользкому склону берега. Сеня притих под плащом, уснул. Мария поднялась на вершину склона, чтобы хорошо видеть детей.
На горизонте тусклой жёлтой полоской медленно догорал июльский вечер.
Читай, смотри и слушай наши новости на медиаплощадках: